В сущности, Дакену нравится его жизнь, от нее давно стоило отминусовать Ромулуса с его тайными планами и явной манией величия, ей куда больше идет обилие удивительных чудес, огромных неприятностей и мелких девчонок, сующих свой нос не в свое дело, это интересно, это весело, это добавляет остроты его маленькому мероприятию. В целом он даже начинает понимать бывшего наставника со всеми его глобальными планами, это не то, чтобы цель всей его бесконечно долгой жизни, но вполне приемлемый способ ее разнообразить, как пошаговая стратегия для унылого офисного планктона, с той лишь разницей, что Ромулус никогда не носил белых воротничков и не таскал стопки белой офисной бумаги, ему куда ближе была шершавая рукоять меча, и он вполне мог позволить себе погрузиться в свою «стратегию» с головой в режиме реального времени, Дакен бы даже сказал, что у него просто не было другого выбора.
Когда живешь так долго, рано или поздно тебя начинает одолевать скука, у мира все меньше в запасе, чтобы тебя удивить, все становится пресным и скучным, женщины теряют свою привлекательность, свежая кровь больше не бьет в виски пьянящим коктейлем страха, ярости, боли и смерти, в ней все чаще проскальзывает холодный оттенок железа, тяжело оседающего на языке, даже собственная боль отходит на задний план перед всепоглощающим чувством, которое чертовы умники Туманного Альбиона назвали коротким и емким словечком «сплин». Оно куда удачнее, чем растянуто-вальяжное «хандра», бьет в висок, как честный свинец, и застревает глубоко в голове, и хочется вскрыть себе крышку черепа, чтобы запустить пальцы в вязкую смесь из крови и мозгового вещества вытащить оттуда скользкий и твердый кусочек металла, лишь бы только избавиться от него.
Вот для этого и существуют все эти сложные комбинации и хитрые аферы – нет-нет, для кого-то вроде типичного американца сойдет и банальное обогащение, при среднестатистической продолжительности жизни не дольше полувека нет ничего странного, но для таких, как он, все эти ухищрения лишь способ скоротать время, почувствовать интерес к чему-то, чему не задуришь голову феромонами и не выбьешь выгоду кулаками, к чему-то, придающему хоть какое-то подобие смысла твоей жизни. Это придает остроты, и иногда появляется нечто даже более любопытное, чем привычный замкнутый круг из нужных людей, которые очень быстро переходят в ранг бесполезных, а с такими Дакен долго не церемонится – обычно.
Любопытная девчонка мерно покачивается на плече, у нее, бедняжки, спина будет болеть при пробуждении, а может, и не будет, металлорганика – мутация настолько же таинственная и малоизученная, как и черные дыры, если у черных дыр, конечно, есть запах. От нее пахнет теплым металлом, дикой смесью городского смога, дешевых хот-догов, разогретого асфальта и еще чем-то неуловимо родным, навеивающим воспоминания о Логане, только мягче, это даже не остаточный запах, а что-то другое, что-то новое, от этого сердце вздрагивает и пропускает удар, а по венам несется ядерный коктейль из мгновенного иррационального страха пополам с адреналином, им, кажется, найдется о чем поговорить после того, как она очнется.
- Эй, ты! Ты что там несешь, придурок? Образцы было приказано упаковать! – Дакен только поправляет кепку, сдвигая козырек ниже, ему ни к чему светиться, в таких узких кругах он слишком широко известен, это может нарушить ход всей игры. Слишком рано, он не соглашался на такую быструю развязку, ему нужен «маячок» и доступ к заказчику, и у Дакена есть чем компенсировать излишнюю бдительность местной наемничьей братии – всего лишь слегка изменить запах, и симпатии в глазах командира намного больше, он, может, даже попробует вспомнить, как его зовут, чтобы предложить после дела пропустить вместе пинту-другую пива в средней паршивости баре, предложение не бог весть какое лестное, но в данный момент более, чем к месту, с его собственной точки зрения, разумеется.
- Это не образец – не из наших, во всяком случае. Девчонка сунула нос в трюм, пришлось вырубить. Упаковывать некуда, все «саркофаги» уже заняты.
- Ладно, - после секундного замешательства принял решение местный начальник безопасности, - тащи ее в трюм к остальным, свяжешь по рукам и ногам. И вот еще – проследишь за ней до конца полета, начнет фокусы выкидывать…
Угрожающая пауза в расшифровке не нуждалась, они никогда не нуждаются в расшифровке – многозначительные, угрожающие, до краев полные густым и терпким флером опасности, от них слегка горчит на языке, а в голове становится тихо и просторно, как на заброшенной подземной парковке, все лишнее разом вылетает из нее, рассеивается в воздухе и не собирается исчезать. В трюм так в трюм, спорить Дакену не с руки, он вообще собирается покинуть борт самолета, едва тот приземлится, близкий контакт в его планы не входит… пока не входит.
Любопытные маленькие девочки на диво послушны, когда без сознания, на них можно практиковаться в связках и узлах, они не брыкаются, не вырываются и не оглушают своими дрожащими от страха или ярости голосами, такие мирные, почти как Спящая красавица, только без голубого платья и дурацкого кринолина, сейчас никто не носит кринолины, только джинсы и короткие юбки, футболочки с дурацкими надписями и едва прикрывающие грудь топики кислотных цветов. Не сказать, чтобы такое положение дел было ему глубоко неприятно, скорее, даже наоборот, несмотря на всю свою тягу к позерству и театральщине Дакен довольно практичен, не говоря уже о том, что с джинсами куда меньше возни, чем со шнуровкой и кринолином – в случае надобности.
Девчонка спит, откинувшись на один из саркофагов, причудливые блики ползут по ее коже, словно она вот-вот растечется по стальному ребристому полу лужицей ртути, волосы медной проволокой подрагивают в зоне турбулентности, минуты тянутся безвкусной жвачкой, Дакен ждет посадки и думает, что славно, что она ему попалась, такой запах будет сложно забыть и несложно вычислить, она вовремя подвернулась под руку, непоседливая, но очень удобная ему сейчас девчонка.