Обычно их телепатические сеансы всегда проходили в кабинете Фрост, поэтому оказаться сейчас на кухне было чем-то новым и весьма необычным. К слову, им пришлось сюда переместиться, когда их встреча затянулось на неопределенное время. На тот момент отвлечься и выпить кофе было не такой уж и плохой идеей. Логан всегда говорил, что нормальный мужик не будет пить шампанское и капучино, но на данный момент, как и в большинстве случаев, Саммерса мало волновало мнение Росомахи, поэтому сейчас он пил именно капучино, хотя вслух и называл его кофе с молоком. Уже был сентябрь, к чему привели их эти сеансы? Решил ли Циклоп свои проблемы? Наверное, по-настоящему их решить мог только он сам, когда поймет, что ему нужно, он это понимал с самого начала. И все же, если бы не эта женщина, темноволосый бы еще долго не мог решиться рассказать Джин о своем браке, жене с идентичной внешностью и маленьком сыне. Нельзя сказать, что эта правда привнесла в его жизнь спокойствие и определенного рода удовлетворение от осознания, что он все сделал правильно, и все же, так было нужно. Эмма оказалась права, так или иначе рыжеволосая простила его, в последствии решив, что это она и его любовь к ней заставили его совершать такие поступки. Она даже порывалась увидеться с Мадлен, поговорить с ней, чего Скотт просто не понимал, надеясь, что эта встреча никогда не состоится. Еще был Алекс, который переспал с Мадлен, да что там, у них был роман, пускай и после того, как Саммерс ее оставил. Как его брат мог вообще так поступить? Как тогда, так и сейчас это не укладывалось в голове, и не только потому что Мэдди была его женой, но и потому что она выглядела в точности как та, кого все вокруг считали любовью всей его жизни. Ах да, Александр еще когда-то был шафером на его свадьбе, какой чудесный поворот. В один прекрасный день именно их драка и привлекла внимание Джин, в результате чего ей и пришлось рассказать все про тайную жизнь, которую ее благоверный вел, пока считал ее погибшей. Многие скажут: что ни делается, все к лучшему. Может, так и есть? Несмотря ни на что, скоро Джин Грей станет Джин Грей-Саммерс, он по-прежнему лидер Людей Икс, жизнь налаживалась? И все же, Скотт все равно не чувствовал себя счастливым, не чувствовал, что все так, как и должно быть. Единственные мгновенья, когда он забывал обо всем, ощущая, что все делает правильно и занимает свое место – это во главе команды, или на тренировочном поле, или в Опасной комнате, давая студентам нужные указания, порой советы, с каждым днем замечая их прогресс. Эмма была права и в этом, ему была нужна команда и пост лидера, Циклоп без этого не мог, или настолько привык, что не представлял свою жизнь иначе. Как вариант, таким образом он находил единственный и проверенный способ стать значимым, по-настоящему нужным, но вопреки всем ожиданиям и сомнениям, его жизнь не была полной, как ему раньше казалось, без Джин, а сейчас?.. Она не раз умирала, и каждый раз, после каждого ее возрождения неизбежно теряла частичку себя. Рядом с ней Скотт привык видеть в ней ту яркую девушку с огненно-рыжими волосами, которая когда-то заговорила с ним первой, и по которой он сходил с ума с пятнадцати лет. Он и сам когда-то чувствовал себя с ней тем самым мальчишкой, но они изменились, всё изменилось. Саммерс и сам не мог в себе разобраться: чувствовал ли он вину за то, что любит ту, другую, новую Джин, или за то, что скучает по ней прежней? Что-то было не так.
Саммерс оторвал взгляд от остывающего кофе, тут же осознав, что Эмма, сидящая напротив, смотрела на него. Трудно сказать – внимательно, сосредоточенно, недовольно? Наверное, тяжело слышать кучу бессвязных мыслей и воспоминаний в его голове, успевших промелькнуть там за последние пару минут его молчания. Обычно Циклопу казалось, что она смотрит на него с прохладным интересом, не более.
— Мои мысли становятся скучными? — хмыкнул Скотт, делая небольшой глоток. Была бы в нем хотя бы капля умения флиртовать с противоположным полом, он мог бы добавить «мисс Фрост», или хотя бы нормально улыбнуться. Его улыбка вообще была весьма редким явлением, в отличие от Алекса. Они были родными братьями, и в то же время разными во всем. В голове тут же невольно возникло воспоминание, в котором Циклоп видел Эмму и Алекса вместе. Они просто разговаривали, идя по коридору, Алекс продолжал быть Алексом, таким самоуверенным, и… Скотту не понравилось то, что он увидел тогда. Он не хотел видеть своего брата рядом с Белой Королевой, точно также, как и Тони Старка в тех воспоминаниях, но если последний был всего лишь историей, то младший Саммерс был здесь каждый день. По идее, Циклопа не должны волновать мужчины рядом с Эммой, кем бы они ни были, но уже не первый раз он ловил себя на этом странном раздражении, которое охватывало его всякий раз в подобных ситуациях.
— Иногда мне кажется, Алексу не место здесь, — чуть помедлив произнес он, только сейчас осознав, как выглядели его слова в свете последних мыслей. — Нет, я не к тому… Я думал не об этом... Они не связаны, — неловкая вышла ситуация. Тяжело иметь дело с телепатами.

Разумеется, Эмме, как психологу, виднее как называется то явление, в результате которого они сумели так сблизиться, но Скотт не считал это переносом. Он понимал, что это значит и даже мог понять, почему это часто происходит между врачами и их пациентами. Чувство благодарности за спасение, решение своих проблем, ощущение спокойствия, определенное доверие. Все это было и с Фрост, мужчине были знакомы все вышеперечисленные эмоции, но он не верил, что все они могут вызвать в нем самую настоящую ревность по отношению к этой женщине, когда речь идет о других мужчинах из ее жизни. Именно это и пугало, Саммерс старался лишний раз не анализировать подобные изменения в его к ней отношении, пытался игнорировать, но они от этого никуда не исчезали. Что касается переноса, то нет, общение с блондинкой не напоминало ему их лучшие времена с Джин. Все было иначе не только в силу возраста, но и потому, что с ней он никогда не чувствовал этой легкости, постоянно думал, что недостоин ее, старался быть лучше, и бесконечное стремление переходило в своего рода комплексы. Грей часто не хватало его, Скотт лишком ответственно относился к своей миссии, команде, даже отчетам о каких-то тренировках, которые всегда предпочитал заполнять, пока воспоминания еще свежи. Джин не раз говорила ему, что это всегда может подождать, что эти отчеты никому не нужны, он и без них отличный лидер, который прекрасно знает сильные и слабые стороны своей команды, но Циклоп стоял на своем. Она все понимала, уходила и говорила «ты знаешь, где меня найти», но он никогда не искал. Почему так происходило? Ведь Скотт любил ее, и с ее смертью словно умерла какая-то часть него самого, но Джин возродилась, а та его частичка, когда-то принадлежавшая только ей – нет. Именно с ней он впервые стал задаваться вопросом, возможно ли для него личное счастье? Может ли он быть лидером и ее любимым мужчиной, мужем, когда-нибудь отцом? И чем больше он об этом думал, тем больше сомнений возникало, они ведь даже однажды оставили команду, но Скотт не смог так жить. Эмма сама подтолкнула его вернуть себе свое место здесь как капитана, но при этом их отношения остались прежними, никогда не возникало проблемы определенного выбора. Быть может, потому что их природа была не такой, как природа его отношений с Джин, и чувства были иными. Кто-то скажет, что они с Эммой были хорошей командой – это правда, более того, они были коллегами, она была его доктором, а он – ее пациентом, но никогда друзьями. Доверие, понимание – все это характеризует именно дружбу, но при всей своей некоторой наивности, неискушенности в отношениях, или идеалистических взглядах, Саммерс никогда не верил в дружбу между мужчиной и женщиной.
— Я не совсем понимаю, о чем ты, — медленно начал Скотт, и отчасти это было правдой. В его голове было столько всего, что порой трудно была сказать, какая именно из его мыслей зацепила внимание Фрост, хотя в данной ситуации он догадывался, о чем идет речь, но предпочитал этим догадкам не доверять. — Но что касается переноса… Я не думаю, что это так. Я не психолог, но мне никогда не было легко. В те времена нам с Джин было легче, чем сейчас, но мне никогда не было… Это было не так, как здесь, — не было «абсолютно без лжи и притворства». Поначалу да, но поначалу Саммерс стеснялся своего прошлого, а потом, когда они с Джин перешли эту грань, то оба повзрослели и изменились. Тогда появились первые недомолвки, первые разочарования Скотта в каких-то идеях Ксавье, и он знал, что рыжеволосой было бы тяжело принять его точку зрения в тех, или иных ситуациях. Появился Логан. Сейчас Циклоп понимал, что он не хочет вернуться в то прошлое, он чувствовал иначе, видел мир иначе, и в его голове постоянно сталкивалось противоречивое желание вернуть их отношения с Джин такими, какими они были раньше с нежеланием и, скорее, невозможностью стать собой прежним. Поэтому нет, это был не перенос.
Эмма уже не улыбалась, атмосфера изменилась в одно мгновенье. Как будто повеяло холодом, с чего бы? Скотт был уверен, что эта тема была некомфортной только для него, но не для Фрост, или по какой-то причине она на него злиться? К слову о понятии «легко» и этому забытому ощущению, Саммерс попытался вспомнить, когда он испытывал его в последний раз. С Джин, когда она уже была Фениксом и дала ему понять, что его сила не сможет ей навредить. С Эммой… Саммерс попытался провести параллель, вспомнив ее первую иллюзию для него, где она предстала в алмазной форме, и он тоже не мог причинить ей боль. Да, это было, своего рода, облегчением, но настоящая легкость в их общении появилась чуть позже, когда он рассказал ей обо всем, и она не осудила. Он чувствовал это и сейчас.

in your presense my heart knows no shame;

Теперь Эмма пыталась дистанцироваться от него, и на самом деле, это был верный ход – профессионально, правильно с точки зрения моральных принципов, но Скотта это задело. Он понимал, что должен поддержать эту линию, и просто не имеет права каким-то образом выражать свою обиду и недовольство, но если внешне он мог попытаться это сделать, то перебороть свои мысли, заставить думать себя иначе было выше его сил. Если Эмма всю жизнь была «такой» женщиной, то Саммерс всегда был «другим» мужчиной, но, как показывает, практика общественное мнение не определяет поступки человека. Белая Королева совершила много того, за что большинство могли ее осудить, за что все имели право ее опасаться и не доверять, но несмотря на это она сделала для студентов гораздо больше, чем кто бы то ни было еще. Больше, чем те, кто считал себя героями, или просто порядочными людьми – все они в основном думали о себе, о более глобальных проблемах, чем об этих детях. Это не делало из них плохих преподавателей, но они сделали меньше, чем та, от кого ожидали подобных действий меньше всего. Циклоп не пытался усмотреть в поступках Фрост скрытых мотивов, но даже если бы захотел, то при всем желании не смог бы увидеть. Она искренне переживала за своих подопечных, а он, как все считали, порядочный человек, смелый капитан и далее по списку, бросил своего собственного ребенка. Как вам это? Все субъективно. Для человека, который обречен видеть мир в алом цвете каждый божий день, Скотт долгое время на удивление упрямо различал только черное и белое, и именно Эмма впервые заставила его понять, что есть и нечто иное. Не все люди делятся на плохих и хороших, граница между добром и злом куда более призрачная, чем когда-то его учил Ксавье. К счастью, темноволосый не знал и половины того, что на самом деле сделал его благородный наставник. Сознание людей – это странный феномен, и хотя информация о браке с Мадлен и о его сыне не была популярной, ее знал далеко не каждый в Институте, но если бы узнал, изменилось ли мнение этих людей о нем? До такой степени, что в их понимании, он попал бы в графу «черное»? И сколько поступков должна совершить Эмма Фрост, чтобы общественное мнение о ней изменилось? Еще лет пять назад Скотт составлял бы это общественное мнение, но с тех пор многое изменилось, мир изменился, изменилась его жизнь, и он сам.
— Неважно, где мы. В твоих иллюзиях, в твоем кабинете, или на кухне. Здесь – это то, что происходит между нами, — обычно капитан не умел говорить о таких вещах, и тем более, не умел говорить завуалировано, сглаживать острые углы. Он говорил, что думал, потому что просто не мог выразить мысль как-то иначе, более дипломатично. «Происходит между нами» звучало настораживающе, и как правило, в такой формулировке многие видели в этих словах определенный подтекст, который Скотт изначально в них не вкладывал. Однако, как бы он ни хотел перестать анализировать происходящее, уйти от двусмысленности слов, взглядов, действий, мыслей, глубинного смысла их отношений и их вектора это не меняло. — ТАКОЙ? Меня считали ДРУГИМ мужчиной, но я оставил свою жену и ребенка. Все субъективно, ты уже столько сделала, чтобы не быть такой, но людям сложно изменить свое мнение. И потом… Мы не делаем ничего такого, — вроде бы это было правдой. Кажется, пока они не делали ничего «такого», за что кто-то мог бы их осудить. Почему только в предложении появляется «пока»? В отличие от Эммы, Циклоп понятия не имел, что происходит в ее голове. Он видел некоторые ее личные воспоминания; порой, они говорили о каких-то важных, откровенных вещах, но с его стороны, так как все-таки она была его психологом, а не наоборот, и ее целью было понять своего пациента и помочь ему. Так что в остальном Скотт понятия не имел, как блондинка видит эту ситуацию для себя? Что она испытывает? Как много она знает о нем? Хаотичные мысли, которые никогда не должны посещать сознание мужчины, который скоро вступит в законный брак, нередко посещали Саммерса в течение дня. Почти каждый день. К счастью, постоянно находились какие-то дела, разговоры, встречи, которые могли его отвлечь. Сложнее было ночью. Ему не на что было жаловаться, с Джин их связывали страстные в этом плане отношения, но эта страсть по своей природе была совсем не похожа на ту, которую они когда-то испытывали. Дело даже не в том, что люди взрослеют и меняются, как меняются и их чувство. В Джин была сила Феникса, и именно она действовала так на нее, и на Скотта в том числе. Она сводила с ума их обоих, притягивая друг к другу, но порой, когда все было позади, мужчина закрывал глаза и не мог уснуть, чувствуя странную пустоту. Медленно и незаметно его мысли уходили далеко за пределы их с Джин спальни, рисуя совсем иные картины, в которых присутствовала другая. Утром Саммерс просыпался, тщетно отрицая существование этих мыслей и снов, пытаясь о них забыть, старательно не вспоминая о них в разговорах с Эммой, но сейчас эти воспоминания наполнили его сознание сами собой, как и вопрос: что о них знает она?
— Я не знаю, что ты думаешь об этом и не знаю, как много ты знаешь из того, о чем думаю я, — глубоко вздохнув, признался Скотт. Его ладони сжали уже давно остывшую кружку, но если Эмма все еще мужественно пила остывший кофе, то мужчину сейчас мутило от одного его вида. Он ненавидел это чувство: неуверенности и неловкости.

Forbidden fruit, hidden eyes
Curtises that I despise in me
Take a ride, take a shot now

Когда Эмма задала вопрос, действительно ли Скотт хочет оказаться в ее голове, мужчина по-настоящему над этим задумался. Он не думал, что она пустит его в свои мысли, а даже если и прольет на них свет, то это будет, скорее, в словесной форме. Поэтому прежде чем Саммерс всерьез решил, что это плохая идея, было уже поздно. Этот взгляд. Темноволосый должен был догадаться, что он значит, пока реальность в очередной раз не ускользнула, погружая его в приятное состояние давно забытой безмятежности. Может быть, все это сон? Холодный кофе, который он никогда не пил так поздно вечером, разговор с Эммой… Запах жасмина и утренней свежести – это казалось более реальным. Мягкое прикосновение чьих-то рук. Скотт медленно повернул голову набок, по-прежнему не желая открывать глаза. Все казалось таким привычным, но при этом чем-то необычным, по-своему новым: например, шелковые простыни, чью приятную прохладу он ощутил, сонно проведя ладонью по кровати. Это было очень странное чувство: ощущать, что все это происходит не впервые, и в то же время будто бы ничего подобного он никогда не испытывал. Из-под полуопущенных ресниц Циклоп увидел красивый женский профиль и белокурые волосы, мягкими волнами обрамляющие ее лицо. Это была Эмма. Все по-прежнему казалось таким правильным, хотя где-то там, краешком сознания мужчина явственно ощущал, что так быть не должно, во всяком случае, он должен понимать, что так быть не должно… Ее голос изменился, и теперь Саммерс осознал, что это и был вовсе не голос Фрост, и что рядом с ним была не она, а Джин. Неужели все это был сон? Разговор с ней, ее образ рядом с ним, в одной постели? Он увидел Джин, но спросонья принял ее за другую. Скотт распахнул глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Рыжие волосы, пронзительные зеленые глаза. Она казалась такой серьезной, словно не спала уже давно, все это время наблюдая за ним. Но стоило капитану пошевелиться, едва подняться на локтях, как видение снова сменилось. Рядом с ним вновь была Эмма, и это ее голос он слышал. Что вообще происходит? Когда он уже научится разделять иллюзии и реальность? Саммерс хотел что-то произнести, но не мог подобрать нужных слов, да что там, он попросту не знал, что может сейчас сказать, наблюдая за тем, как светловолосая изящно накидывает белоснежную простынь на обнаженные плечи, ясно давая понять, что произошло. Ну, разумеется, они не просто спали в одной постели, и помимо правильной и логичной мысли «так быть не должно» Скотт ощутил совершенно противоречивое сожаление от того, что он не помнит, как это произошло. Не помнит то, что было между ними. Сожаление. Он не должен сожалеть о том, что не помнит произошедшего, а должен сожалеть о том, что это вообще произошло. Именно это стало отправной точкой, заставившей лидера Людей Икс попытаться выстроить хронологическую цепочку и понять, что он просто оказался здесь, внутри этой ситуации. Не было ни начала, ни конца, как во сне. Значит, это было иллюзией.
— Нет, — тут же выпалил Скотт. К сожалению, Эмма и «Джин» озвучили его собственные мысли и, разумеется, он солгал Эмме в ответ. Солгал в одно мгновенье, не позволяя себе даже на секунду задуматься над тем, что он на самом деле думает. Сколько он может скрываться от своих мыслей? Секунда, две, три? Минута? Он не мог их контролировать, и через мгновенье мнимой тишины они вновь заполнили собой его сознание. Неужели он не хотел бы такой свободы? Именно такая свобода и была нужна Саммерсу. Он не хотел терять Джин, не хотел причинить ей боль, и вот она, рядом с ним. С другой стороны, была Эмма. Скотт хотел ее. Он провел столько времени в некоем подобии стадии отрицания, отказываясь называть вещи своими именами, но это было так. Поэтому если посмотреть правде в глаза, что Циклоп делать крайне не любил, когда дело доходило до отношений, он пытался одновременно усидеть на двух стульях: быть с Эммой, но чтобы при этом не узнала Джин. Все будет идти своим чередом, они поженятся, он произнесет свою клятву перед лицом профессора, членов их команды, Алекса, будь он неладен, и Логана, который наверняка продолжает напевать его невесте, как же они не подходят друг другу. Как ни странно, сейчас Скотт вспомнил именно о Логане, который сказал бы не «пора посмотреть правде в глаза», а «уже давно пора вытащить голову из задницы, Саммерс, и назвать вещи своими именами». Как ни прискорбно, Росомаха был прав, и положение вещей было отвратительным, как и его вероломное, изменчивое сердце. Как он мог заведомо пойти на то, что в отдаленной перспективе непременно причинит боль той, без которой он думал, что не сможет жить? Или как он мог втянуть в это Эмму, заведомо зная, что такая связь ни к чему их не приведет, поставит под угрозу их профессиональные отношения? Впрочем, Белая Королева не была похожа на женщину, которую можно во что-то втянуть, и все же, даже у алмазной леди было сердце, и кто бы что ни говорил, Скотт верил в это. Уже сейчас он знал, что стоит ему о чем-то подумать – Фрост это узнает, особенно тогда, когда они в его голове, и все равно лгал. — Нет, я не хочу такой свободы, — говорит Саммерс, ощущая фальшь в каждом этом слове. Как ни странно ложь самому себе обычно давалась ему гораздо проще, когда просто звучала в его голове, но когда здесь он был не один и смотрел в глаза Фрост, попытки казались еще более жалкими. Если он мог худо-бедно убедить себя, то убедить ее в своей лжи было фактически невозможно. — Это что, новый вид терапии? Наш новый сеанс? — да, разумеется, именно на это и похоже со стороны, но надо отдать должное почти детской наивности Скотта – он, действительно, рассматривал такую возможность. — Это жестоко. Жестоко даже для тебя, Эмма, — уже привыкнув, что Фрост выдавала ему правду без прикрас, продолжил мужчина. Он, наконец, принял вертикальное положение, прислонившись спиной к прохладной спинке кровати, которая тоже казалась удивительно реалистичной. Каждый раз Саммерс поражался, как все эти ощущения могут быть такими реальными, если на самом деле это все происходит только в его голове? — Зачем ты заставляешь меня представлять это? Думать об этом? — проблема была в том, что он представлял это и начал думать об этом задолго до того, как Белая Королева сделала эту наглядную демонстрацию. Скотт понятия не имел, есть ли на нем еще какая-то одежда, поэтому поднявшись с кровати, он предусмотрительно обернул оставшуюся белую простынь вокруг талии, медленно приближаясь к Эмме. Говорить на таком большом расстоянии почему-то было сложнее, но, возможно, оказаться ближе было ошибкой? В отношениях с противоположным полом Циклоп никогда не был главным. Даже странно, лидер на поле, но ведомый в личной жизни. Он никогда не принимал важных решений: Джин поцеловала его первой, Джин первой дала понять о своих чувствах, она сделала ему предложение… Видимо, темноволосого все устраивало и, видимо, он бы так и продолжил, но Фрост всегда заставляла его выйти из зоны комфорта и вообще привычных рамок. С ней не выйдет так.
— Если я позволю себе… Если я скажу это вслух и отвечу на этот вопрос, что тогда? — Саммерс оказался рядом с Эммой, их лица были фактически на одном уровне – в таком положении, когда блондинка сидела на подоконнике, разница в росте не играла особой роли. — Ты снова скажешь мне, что я должен наладить отношения с Джин, выкинуть все это из головы? Признать свои слабости и бороться с ними? — на глазах Скотта по-прежнему были очки, он ведь и спал почти всегда в очках, и даже в иллюзиях, где он не мог никому причинить вреда, ему было легче и привычнее быть в них. В данный момент ему было легче с ними не только в силу привычки, но еще и потому, что за рубиновыми стеклами Фрост не могла видеть его глаз. Глаза всегда говорили то, что боишься произнести вслух, именно взгляд часто дополняет паузы и недомолвки, и все становится на свои места. Если бы Эмма увидела его взгляд; то, как он на нее смотрит, ответ на ее вопрос был бы уже не нужен.

Отредактировано Scott Summers (2015-07-19 06:23:48)

Наверное, одной из причин, по которой Скотт не умел брать на себя ответственность в отношениях, являлось то, что у него никогда не было перед глазами достойного примера. Он понятия не имел, как это все должно быть. Как себя вести, если на тебя нападет Страж, как быть капитаном команды – да, это он умел и мог, потому что существовала тактика, определенный план действий, но в отношениях очень сложно выстроить идеальный план – все слишком быстро менялось. Все слишком непредсказуемо. На слова Джин «ты умеешь разрушить романтическую атмосферу» Циклоп когда-то ответил «должно быть, это моя вторичная мутация», и этим все сказано. С романтикой и чувством юмора все понятно. Скотт, как и любой другой мужчина, испытывал желания и грезил об их воплощении – он не мог это контролировать, но в свою очередь и не умел прямо о них говорить, чего от него требовала Эмма. В начале его отношений с Джин она первой проявляла инициативу, и они точно также прошли через фазу «это неправильно» и «я не должен», только тогда доводами «против» были его способности, которые он на деле уже прекрасно контролировал, но совершенно не верил в себя. Сейчас он был старше, стал настоящим мужчиной, но с определенным бонусом в виде опыта за плечами добавилась и совсем иная ступень моральных терзаний. Если так подумать, теоретически Саммерс всегда мечтал лишь об одной женщине – Джин Грей. Даже когда он был с Марлен, он видел в ней Джин, с чего все и началось, поэтому его побег и возвращение к той единственной нельзя в полной мере назвать изменой. По факту, учитывая, что Мэдди была его законной супругой, так и было, но на деле это был возврат к оригиналу, словно бы правильный поступок, потому что нельзя постоянно жить во лжи и на месте одной женщины представлять совсем другую. Не то, чтобы его поступок являл собой образец справедливости и благородства, и Скотт прекрасно это понимал, чувствуя угрызения совести, которая вопреки мнению некоторых, вроде его брата, у него очень даже была. Поэтому в свете его прежней жизни мысли об Эмме были чем-то совсем иным, уже настоящей изменой по отношению к Джин. Она так быстро приняла для него такую значимость, что это пугало. Вторглась в его упорядоченный мир, в котором пусть и творился временный беспорядок, но были свои законы и правила, которые в мыслях уже давно летели ко всем чертям. Что в ней было такого? Почему? Эмма была красивой женщиной, на которую невозможно не обратить внимания, но ведь дело было далеко не только в этом. В той удивительной легкости, которую Циклоп испытывал, находясь рядом с ней. Все говорили, что их любовь с Джин была чем-то чистым, особенным, а Фрост была всем, чем Джин не являлась, но в то же время всем, что было нужно Скотту. Он мог сказать при ней все, что угодно, она могла увидеть в его сознании любую, даже самую радикальную идею, или самую смелую фантазию, но никакого осуждения. Скотт всегда боялся осуждения, мнения окружающих, и с ней впервые эти страхи оказались как будто бы пустыми, излишними.
— Я пытался забыть эти мысли. Не думать о тебе, — желание оправдать себя было настолько естественным для Саммерса, что он не мог хотя бы не попытаться, пусть и прекрасно осознавал, что эти духовные метания Эмма наверняка уже видела и знала о них, как и о том, что ничего из них не вышло. Черные ящики, воображаемые запертые двери – это был единственный трюк, известный Циклопу. Он мог провести начинающего телепата, каким была в свое время Джин, когда она только начинала осваивать свои способности и научила его этому приему. Разумеется, для Белой Королевы в его сознании не существовало запертых дверей и секретных ящиков, да и думать о чем-то другом, пытаясь подменить одни мысли другими, или заглушить те, которые ты пытаешься спрятать – не выход. Для телепата такого уровня мысли, сны, желания, подсознание – все как открытая книга. Профессор даже когда-то говорил, что для них не существует как такового понятия «подсознание», или каких-то побочных мыслей. Телепат либо «читает» человека полностью, либо не касается его разума вовсе, здесь нет полумер.
Самым странным и непостижимым для Скотта были все эти ощущения. Все было нереальным, происходило только в их голове, но было похоже на один из тех цветных снов, которые не отпускают – настолько они живые, красочные, настоящие. Прикосновение ее прохладных пальцев казалось точно таким же настоящим, Саммерс чувствовал ее ладонь на своей груди. Он даже чувствовал, как его сердце едва не пропустив удар, забилось быстрее. Пожалуй, это происходило не только в этой иллюзии, но и в реальности. Прямо говорить о своих желаниях? Циклопу было проще выиграть не одно сражение, чем один раз сказать вслух, чего он действительно хотел в эту секунду. Он закрыл глаза, сделал медленный вдох. Помогло ли это? Нет.
— Иногда я уже не знаю, что правильно, — выдохнул Скотт, повторяя жест Фрост, касаясь кончиками пальцев ее щеки. Это касалось не только его отношений с Джин, или отношений с женщинами в целом, или того, что происходило между ними. Мужчина видел, как идеалы его юности рушатся один за другим: любовь уже не была прежней, профессор Ксавье на самом деле был не совсем тем человеком, которым он его считал, а его идеи оказались слишком утопичными для современного мира. В целом, все это сейчас было не важно. Поймав на себе ее уверенный, вызывающий взгляд, Саммерс на мгновенье почувствовал себя всем тем же мальчишкой, который никогда не мог решиться сделать первый шаг. Но он больше не был мальчишкой, он был мужчиной, и Эмма, ее взгляд, ее слова о том, что он должен перестать лгать толкали его на решительные действия. Она словно провоцировала его, вытаскивая из самых глубин того Скотта, каким он бы мог стать, если бы…не ряд многих факторов и причин. Лжи было слишком много. Он лгал Джин, когда ложился спать, не касаясь ее, говоря, что сегодня был тяжелый день, и ему нужно отдохнуть, но на самом деле он не мог прикасаться к ней, когда невольно думал о другой. Бывали дни, когда ему удавалось взять себя в руки, отвлечься, быть рядом со своей невестой во всех смыслах этого слова, но и тогда оставалась ложь. Саммерс пытался думать, что мыслей о той другой женщине будто бы никогда не существовало, но себя не обманешь. Пришло время положить конец хотя бы одной лжи. И он поцеловал Эмму. Медленно, мягко, без обжигающей страсти, казалось бы, несвойственной ему, с которой он когда-то целовал Джин, едва вернувшуюся к жизни, уже совсем другую, а он был рад не заметить подмены. Когда его губы коснулись ее губ, это был своего рода шаг, определенная точка невозврата для Скотта. Все происходило только в его голове, поэтому было проще решиться, но Саммерс сам сказал «не важно, где мы, здесь – это то, что происходит между нами».

Даже в мыслях Скотт понимал, что решившись на такой шаг, он преодолеет определенную черту в их отношениях, которые никогда больше не смогут быть только профессиональными. Всего поцелуй, но поцелуй всегда что-то значит, во всяком случае, значил для него. А еще больше значил тот первый шаг, который сделал именно он. Скотт Саммерс никогда не делал первый шаг в отношениях. Сомневался в себе, сомневался в ее реакции, сомневался, что это будет взаимно. Одним словом, сомнение и неуверенность всегда влияли на принятие подобных решений, в итоге женщине ничего не оставалось, как сделать все самой. Стоило Циклопу раз в жизни сделать хоть что-то первым, проявить инициативу, как хрупкая иллюзия была разрушена, и они вновь оказались в весьма прозаичной обстановке, на кухне Института. Скотт глубоко вздохнул, осознавая, что больше не чувствует ее губ и ее такой опасной близости, хотя разум до сих пор отказывался осознавать, что на самом деле ничего не произошло. Даже обидно. Его решение было настоящим, как и его желания, но их результат – простая иллюзия. Ничего не произошло, но необходимость каким-то образом объяснить свои действия и иметь дело с их последствиями никуда не исчезла. Жалел ли Саммерс, что все было не по-настоящему? С одной стороны, теперь он мог выдохнуть с облегчением, убеждая самого себя, что не изменил Джин, и никогда бы на такой шаг не решился, будь это все в реальной жизни. Но с другой… На мгновенье он вполне ощутимо почувствовал горький вкус разочарования, сожалея, о том, что ничего не произошло. Впервые в жизни Скотт Саммерс сожалел о том, чего не произошло, а не о том, что он совершил. Даже пословица такая существует, что нужно жалеть о том, чего не сделал, а не наоборот, но когда-то темноволосый не понимал ее смысла, зато теперь, кажется, стал потихоньку осознавать.
Разумеется, Эмма была не из тех, кто оставит произошедшее просто так, или будет ждать, пока Скотт попытается в очередной раз начать оправдываться, снова и снова поддаваясь искушению солгать. Ему стоило лишь подумать, а она уже знала, и все равно для лидера Людей Икс полностью избавиться от лжи, не пытаясь скрывать свои желания, или выгораживать те или иные поступки пока выступало подчас непосильной задачей. Пытался ли он ее забыть? Нет, все-таки пытался, но хотел ли по-настоящему? Вряд ли, поэму ничего и не получалось. В глубине души Саммерс не хотел отказываться от этих мыслей о ней, желаний, которые могли лишить его всего, но в то же время именно они в последнее время разжигали в нем давно потухшую искру, помогали вновь почувствовать себя живым, впервые со смерти Джин.
- Ты читаешь мои мысли даже ночью? – воскликнул Скотт, возмущение в его голосе явно едва пересиливало охватившее его смущение. По его мыслям и снам можно было написать пару дамских романов, которые нынче популярны. Нет ничего плохого в желании чего-то нового, и как говорят психологи, не стоит стесняться подобных фантазий, но Саммерс не мог говорить о чем-то подобном с Джин, возможно, именно поэтому в этих фантазиях присутствовала не она. Или все дело в самой Эмме? – Но зачем? Ты… Это переходит все границы, Эмма! – праведный гнев Циклопа, может, и был обоснован, но он и сам понимал, что не ему сейчас говорить о границах. Фрост вновь оказалась так близко, и если вновь говорить о границах, то на данный момент она нарушала его личное пространство, заставляя темноволосого вскочить со своего стула и отойти на расстояние вытянутой руки. После произошедшего его смущала подобная близость, но боялся он не ее, а себя. Не считая своих способностей, обычно Саммерс всегда знал, чего от себя ожидать, более того, он привык продумывать риски своих поступков не только на поле боя, но и в обычной жизни, только с Белой Королевой вся его предусмотрительность улетучивалась, не оставив и следа.
- Я не… Я привык многое держать под контролем в своей жизни. Свои способности, команду. Но я не могу контролировать свои мысли. Только не рядом с тобой. Ты хочешь от меня правды? Половину того, что происходит в моих мыслях, или в моих снах я даже не могу произнести вслух, ты это хочешь от меня услышать? – зачем она все это делала? Она и так знала его мысли, зачем говорить о них вслух? «Зачем ты меня мучаешь?» - хотел добавить Скотт, но промолчал. – Прости… Я не должен был, сейчас в этой иллюзии… - но на самом деле он не чувствовал вины. Знал, что должен, но не чувствовал.

В такие моменты с Эммой было сложно. Точнее, сложно было именно Скотту, который привык искать себе оправдания, или, что было еще проще – закрываться в себе, притворяясь, что ничего не произошло. Она же не терпела компромиссов, заставляя принять правду, какой бы неприглядной она ни казалась в глазах окружающих. Белая Королева во многом была права – Саммерс привык жалеть о многом, что он совершил, даже если на самом деле это было то, чего он хотел. Жалел ли он на самом деле о том поцелуе? Нет, не жалел. В первые мгновения он почувствовал то самое, давно забытое чувство эйфории, которое романтичные натуры привыкли называть порханием бабочек, или что-то вроде того; темноволосый был не силен во всех этих метафорах. Это хрупкое, чувство тут же растворилось вместе с навеянной иллюзией, стоило Эмме отстраниться, но это ничего не меняло. Ни моральные терзания, ни оправдания не могли изменить того факта, что Скотт действительно решился на этот шаг, и она была права – глупо и смешно сейчас играть в угрызения совести и просить прощения за то, о чем на самом деле не жалеешь. Впрочем, в отличие от блондинки, капитану было совсем не смешно от всей этой ситуации, и ее реакция отнюдь не внушала желания продолжать беседу на подобные темы. Скотт наградил Фрост долгим, порицающим взглядом, который она всё равно не могла оценить из-за его бессменных рубиново-красных очков, скрывающих его глаза. Был ли он тем человеком, которым привык себя видеть? Действительно ли ему так нравилось себя жалеть? Нет, он просто привык к такому образу, который в свою очередь привык видеть в нем профессор, Джин, все остальные. Мальчик, который столько лет верил в то, что потерял своих родителей в авиакатастрофе, бравый лидер с трагичным прошлым, которому все втайне сочувствуют, таким ли был на самом деле Скотт Саммерс? Никому даже в голову не придет, что он все еще способен на безумные поступки, неожиданные решения, тайную связь... Воображение Циклопа сильно отличалось от того, что привыкли думать о нем окружающие, и, к сожалению, для Эммы это уже не секрет. Сколько раз он представлял их подобные споры, которые всегда заканчивались одинаково: она внезапно оказывалась в кольце его рук, и вместо возражений и очередных оправданий его губы накрывали ее губы, безмолвно оставляя последнее слово за собой. Разумеется, Эмма наверняка знала и это. Подобные мысли Скотта были запрятаны глубоко внутри его подсознания, прикрываемые не одним слоем рутинных мыслей о своих обязанностях, сегодняшнем уроке, планах на следующие выходные и прочей поверхностной информацией, но ни этот отвлекающий маневр, ни рисование черных квадратов или образ запертой двери никогда не были для Фрост настоящим препятствием. Его разум давно стал для нее открытой книгой, пора просто принять этот факт.
Ее слова задели Саммерса. Он не хотел, чтобы Эмма считала его тем самым «святым» и скучным до тошноты бессменным капитаном людей Икс, кем его считали большинство окружающих. С их мнением он давно смирился, как и с прозвищем «бойскаут» и прочими, далеко не такими безобидными, но Белая Королева никогда не попадала в категорию «все». Скотт не просто хотел, чтобы она думала о нем иначе в отчаянной попытке что-то ей доказать, он хотел, чтобы она знала, что он другой, ведь это, к сожалению, правда. Та самая правда, которую может принять только эта женщина.
- Я далеко не святой, и ты это знаешь, - разумеется, Циклоп уловил сарказм Фрост, но ответить на это иначе просто не мог. – Если говорить вслух о своих желаниях – это то, что делают взрослые люди, то пусть так, - Эмма всякий раз словно бросала ему вызов, на который Скотт, так или иначе, не мог не ответить. В нем просыпался какой-то совершенно несвойственный ему фатализм, обреченная решительность, которая только и была способна заставить его выйти из своей комфортной зоны и раскрыться, сказав правду. – Мое подсознание действительно отличается от того, что думают обо мне остальные. И ты была права, я солгал тебе. Знаешь о чем я думаю, когда обнимаю ее? Я бы хотел сказать, что мне снится один и тот же сон, но это не сон. Это одни и те же мысли, которые приходят мне в голову, - внешне Саммерс на удивление сумел сохранить небывалое спокойствие для человека, который собирается признаться в самых сокровенных желаниях; фактически признаться в измене той, без которой еще совсем недавно не представлял своей жизни. Разумеется, все упрощал тот факт, что вроде как это были всего лишь мысли, но на деле этот вопрос весьма философский. Многие считают подобные фантазии едва ли не хуже однократного момента слабости, который больше никогда не повторится. Мысли Скотта разительно отличались от его поведения не только в отношениях, но и в более глобальном смысле. Прежние идеи все больше казались ему утопическими, неприменимыми в реалиях данного времени, и если бы Джин, или профессор узнали, какие методы он рассматривает, чтобы защитить Людей Икс, при этом сохранив в глазах общественности их честное имя, они бы не узнали этого человека.
- Каждый раз я стою на пороге твоей комнаты, - чуть помедлив, продолжил Саммерс. Его голос звучал по-прежнему спокойно, вымеренные паузы между словами, ровная интонация. Его выдавали лишь мелкие, почти незначительные детали. Тонкая линия губ, взгляд опущен в пол в те все более продолжительные моменты, когда Скотт в очередной раз пытается подобрать слова. Руки непроизвольно сжаты в кулаки, хотя когда темноволосый вспоминает об этом, то снова пытается принять более непринужденную позу, что не очень-то у него получается. Такие откровенные разговоры даются ему нелегко, и вряд ли хватит силы духа дойти до деталей, впрочем Белая Королева наверняка знала их и без его сдержанных описаний. Говоря все это, мужчина непроизвольно вспоминал ее образ в шелковой белой сорочке, едва ли оставляющей многое для его воображения. Тонкие бретельки, одна невзначай соскользнула с ее плеча; чуть растрёпанные белокурые волосы, мягкими волнами обрамляющие ее лицо. Почему именно эта картинка, почему он представлял Эмму именно так? Скотт и сам понятия не имел, была ли то его тайная фантазия, о которой он не решался сказать Джин, или все дело было в Фрост, и именно она пробуждала его воображение, став главным действующим лицом подобных фантазией. – Ты открываешь дверь. Ты не спрашиваешь, кто это, потому что как и обычно знаешь все без лишних слов, - в его мыслях на ее лице всегда была эта улыбка. Ее привычная, слегка насмешливая, прохладная улыбка, как будто Эмма спрашивает «ну и что дальше?», на самом деле не ожидая продолжения, думая, что он не способен зайти так далеко. – Потом... – тяжело сглотнув, чувствуя словно в горле пересохло, говорит Скотт. Потом он всегда делал шаг ей навстречу, одним ловким движением захлопнув за собой дверь, в следующее мгновенье подтолкнув блондинку к противоположной стене, накрывая ее губы поцелуем. Мягкое касание губ быстро превращается в требовательный, настойчивый поцелуй – что-то столь непривычное и новое для Скотта Саммерса. Он всегда был нежным с Джин, поначалу бережным и внимательным с Мадлен, но здесь он словно слышит у себя в голове: «I’m not made of glass, darling». – Потом я целую тебя. Если взрослые люди говорят о своих желаниях, то вот мое, - разумеется, речь шла не только о поцелуе, да и его ночные наваждения далеко не заканчивались на этом моменте. Наверное, задача каждого психолога помочь своему пациенту признать то, что его гложет изнутри, произнести это вслух, отпустить. Циклоп не все мог произнести вслух не только потому что это было безумно тяжело с моральной точки зрения. Все-таки они по-прежнему были на кухне, их мог услышать кто угодно, он и так был весьма неосмотрителен. Но он знал, что для Эммы нет границ, она слышала его внутренний голос и сейчас. «Я хочу...тебя» - мысленно произнес Скотт, к своему удивлению ощутивший какое-то странное облегчение. Оно быстро сменилось волнением; волнением – не страхом. Саммерс не думал о том, кто бы что подумал, что могло бы быть, если вдруг узнает Джин, как это все выглядит по отношению к ней. Впервые за долгие годы он отпустил все эти страхи, признав, чего он хочет, не задумываясь о последствиях. Что могла ему ответить Эмма? Об этом было сложно не думать, и темноволосый уже предвкушал что-то вроде «это все прекрасно, но иди к своей невесте», однако с Фрост никогда нельзя знать наверняка.